Столпы Земли - Страница 157

157

— Да, ничего, — угрюмо кивнула она. Ее нервы все еще были напряжены, но сейчас, когда ярость постепенно утихла, она почувствовала себя опустошенной и несчастной.

— А что мы купим? — нетерпеливо спросил Ричард.

— Немного еды в дорогу.

— А как же лошади?

— За фунт лошадей не купишь.

— Ну тогда можно купить тебе ботинки.

Она думала об этом. Деревянные башмаки страшно мучили ее, и босиком не пойдешь — земля была еще слишком холодна. Однако ботинки стоили очень дорого, и Алина не хотела так быстро потратить деньги.

— Нет, — решила она. — Лучше пока приберечь деньги, а я как-нибудь проживу еще несколько дней и без ботинок.

Ричард немного расстроился, но спорить не стал.

— А какую еду мы купим?

— Хлеб, сыр и вино.

— И пирожки…

— Нет, они слишком дорогие.

— Ох! — Он помолчал с минуту, затем сказал: — Ну и зануда же ты, Алли.

— Я знаю, — вздохнула Алина. «Почему мне так плохо? — подумала она. — Я должна гордиться собой. Мне удалось добраться сюда из замка, я защитила своего брата, нашла отца и вернула наши деньги. Да, и еще я вспорола брюхо толстяку и заставила Ричарда прикончить его, и чуть было не выжгла глаза священнику».

— Переживаешь за отца? — сочувственно спросил Ричард.

— Нет, — откликнулась она. — Просто на душе противно.

* * *

Алина пожалела, что отказалась от покупки ботинок. Она ковыляла по дороге в Глостер в своих башмаках до тех пор, пока они не стерли ноги ей до крови, затем разулась и, сколько хватило сил терпеть холод, шла босиком, потом снова надела башмаки. На ноги лучше было не смотреть: когда видишь кровавые мозоли, они болят еще сильнее.

Среди холмов тут и там были разбросаны небольшие участки, где на акре земли крестьяне выращивали овес или рис и держали несколько тощих животных. Решив, что, должно быть, Хантлей находится где-то неподалеку, Алина остановилась на околице какой-то деревушки, чтобы расспросить крестьянина, который на огороженном рядом с низенькой мазанкой дворе стриг овцу. Зажав голову животного в специальное деревянное устройство, он ловко орудовал длинным ножом. Еще две овцы в сторонке беспокойно ждали своей очереди, а в поле щипала травку уже остриженная. В такую холодную погоду она выглядела словно голая.

— Рановато стричь-то, — сказала Алина.

Крестьянин поднял на нее глаза и добродушно улыбнулся. Это был рыжеволосый веснушчатый парень; закатанные рукава обнажали его волосатые руки.

— Эх, деньги нужны. Пусть лучше овцы замерзнут, чем я проголодаюсь.

— А сколько тебе платят?

— За шерсть с одной овцы — пенни. Но приходится таскаться в Глостер и терять целый день, а сейчас весна и в поле полно работы, — пожаловался он, однако голос его звучал весело.

— А что это за деревня? — спросила Алина.

— Пришлые люди называют ее Хантлей, — ответил он. Крестьяне никогда не пользовались названием своей деревни — для них она была просто деревня. Названия — это для чужаков. — А ты кто такая? — поинтересовался он. — Как тебя сюда занесло?

— Я племянница Симона Хантлея, — сказала Алина.

— Да ну! Он сейчас в большом доме. Тебе надо немного вернуться назад. Увидишь тропинку через поле — по ней и иди.

— Спасибо.

Деревня стояла посреди распаханного поля, словно свинья в луже. Вокруг господского дома, который был не намного больше, чем дом преуспевающего крестьянина, теснились два десятка домишек. Казалось, тетушка Эдит и дядюшка Симон действительно жили не слишком богато. На главном дворе собралась группка мужиков, разглядывавших пару коней. Среди них, похоже, был и сам господин в алой мантии на плечах. Алина присмотрелась к нему. Прошло уже двенадцать или тринадцать лет с тех пор, как она видела дядюшку Симона, и все же, наверное, это был именно он. В ее памяти он остался огромным мужчиной, а сейчас выглядел не таким уж и большим, но это потому, что тогда она была совсем малышкой. Его волосы поредели, и появился двойной подбородок.

— А какой высокий в холке… — услышала Алина и узнала его скрипучий, с легким придыханием голос.

Она облегченно вздохнула. С этого момента они будут сыты и обуты, о них будут заботиться — всё, конец черствому хлебу с сухим сыром, ночевкам в сараях и бесконечным, полным опасностей путешествиям. Теперь у нее будут мягкая постель, новое платье и жареное мясо на обед.

Дядя Симон поймал ее взгляд и, не узнав сначала, весело бросил стоявшим рядом крестьянам:

— Посмотрите-ка! К нам пожаловали милашка и юный воин. — Затем что-то промелькнуло в его глазах, и он почувствовал, что это не совсем случайные прохожие. — Эй, а ведь я тебя знаю.

— Да, дядюшка Симон, знаешь, — сказала Алина.

— Свят-свят! — Он подпрыгнул, словно испугавшись чего-то. — Я слышу голос призрака!

Алина не вполне поняла, что он имел в виду, но через минуту дядя Симон подошел поближе и стал в упор разглядывать лицо девушки — казалось, он вот-вот захочет посмотреть ее зубы, как это делают с лошадьми, — а затем проговорил:

— У твоей матери был такой же голосок: будто мед льется из кувшина. Богом клянусь, ты и красивая-то такая же. — Он протянул руку, собираясь погладить ее по щеке, но она резко отпрянула. — Но, вижу, ты такая же упрямая, как и твой проклятый отец. Чаю я, это он послал вас сюда, а?

Алина сжалась от негодования. Ей было больно, что про отца говорили «твой проклятый отец», но, если бы она стала спорить, дядя Симон посчитал бы это еще одним доказательством ее упрямства, поэтому она прикусила язык и покорно промолвила:

157