— Даже в мирное время он не стал бы благодарить меня, если бы я пожаловался ему, что кто-то открыл без разрешения рынок.
— Что ж, в таком случае с данным вопросом следует обратиться к шерифу Ширинга.
— А что он может сделать?
— Он может подать иск на монастырь в суд графства.
— Нет, нет, — затряс головой Уильям. — Этого я хочу меньше всего. Суд назначит штраф, монастырь заплатит его, и рынок будет продолжать существовать. Да это почти то же самое, что получить разрешение.
— Беда в том, что на самом деле нет никакой причины отказывать Кингсбриджу в возможности иметь собственный рынок.
— А вот есть! — раздраженно воскликнул Уильям. — Он отвлекает торговлю из Ширинга.
— От Кингсбриджа до Ширинга целый день пути.
— Людей это не смущает.
Уолеран снова пожал плечами. Уильям понял, что епископ пожимал плечами, когда он был с чем-то не согласен.
— Существует правило, — сказал Уолеран, — в соответствии с которым человек должен тратить треть дня на дорогу к рынку, треть дня на покупки и треть дня на возвращение домой. Таким образом, каждый рынок обслуживает людей, живущих на расстоянии не далее чем треть дня пути, что соответствует семи милям. Если два рынка отстоят друг от друга более чем на четырнадцать миль, относящиеся к ним территории не перекрываются. Ширинг находится в двадцати милях от Кингсбриджа. Следуя сему правилу, Кингсбридж имеет право на собственный рынок, и король не должен отказать ему в этом праве.
— Король делает то, что захочет, — возразил Уильям, однако встревожился. Он не знал о существовании такого правила. Это делало положение Филипа более прочным.
— Как бы там ни было, мы не станем иметь дела с королем, а обратимся к шерифу, — продолжал Уолеран. — Шериф может просто приказать монастырю закрыть рынок.
— Пустая трата времени, — презрительно сказал Уильям. — Кто обращает внимание на приказы, которые не подкреплены силой?
— Филип.
— А он-то почему? — недоверчиво спросил Уильям.
На бескровных губах Уолерана заиграла издевательская улыбка.
— Боюсь, не смогу тебе этого объяснить, — заявил он. — Филип считает, что закон — это и есть король.
— Какая глупость! — раздраженно воскликнул Уильям. — Король — это король.
— Я же сказал, что ты не поймешь.
Всезнающий вид епископа взбесил Уильяма. Он встал и подошел к окну. Взглянув в него, он увидел на вершине ближайшего холма земляную насыпь: там четыре года назад Уолеран начал строительство своего нового замка, надеясь расплатиться за него из доходов графства Ширинг. Однако Филип разрушил его планы, и теперь на этой насыпи зеленела трава, а пересохший ров зарос ежевикой. Уильям вспомнил, что Уолеран рассчитывал брать на строительство камень из каменоломни Ширинга. Теперь каменоломня принадлежала Филипу.
— Если бы я вернул свою каменоломню, — размышлял Уильям, — я смог бы под нее получить деньги на войско.
— Что же ты не возвращаешь ее? — сказал Уолеран.
Уильям покачал головой:
— Уже пробовал.
— А Филип тебя обхитрил. Но сейчас-то там нет монахов. Пошли туда отряд воинов и вышвырни каменотесов.
— А как я помешаю Филипу снова прийти туда и повторить свой трюк?
— Построй забор и выстави стражу.
«Это возможно», — радостно подумал Уильям. Таким образом он разом решил бы все свои проблемы. Но Уолеран-то почему советует ему это? Предупреждала ведь мать, чтобы он остерегался этого бессовестного епископа. «Единственное, что ты должен знать об Уолеране Бигоде, — говорила она, — это то, что все, что он делает, тщательно взвешено. Ничего случайного, ничего непродуманного, ничего небрежного, ничего ненужного. Но самое главное — ничего благородного». Однако епископ ненавидел приора Филипа и поклялся, что не даст ему построить собор. Что ж, это достаточно веская причина.
Уильям задумчиво посмотрел на Уолерана. Его продвижение по иерархической лестнице остановилось. Он рано стал епископом, но Кингсбридж был для него лишь бедной и ничего не значащей епархией, которую Уолеран рассчитывал использовать как ступеньку для дальнейшего подъема к вершине. Однако сейчас и слава, и богатство доставались приору, а не епископу. В тени Филипа Уолеран чах не меньше, чем Уильям. У них обоих была причина желать уничтожить его.
И ради их общих долговременных интересов Уильям решил подавить свою ненависть к Уолерану.
— Ладно, — сказал он. — Это могло бы помочь. А что, если Филип пожалуется королю?
— Скажешь, что сделал это в ответ на незаконное открытие Филипом рынка.
Уильям кивнул:
— Любое оправдание сгодится, если только я вернусь на войну с достаточно сильным войском.
В глазах Уолерана сверкнула злоба.
— Я знаю, что Филип не сможет построить собор, если ему придется покупать камень по рыночным ценам. А если он прекратит строительство, Кингсбридж зачахнет. И это будет решением всех твоих проблем, Уильям.
Уильям и не думал выказывать епископу свою признательность за совет.
— Ты действительно ненавидишь Филипа, а?
— Он мне мешает, — проговорил Уолеран, но на какое-то мгновение Уильям заметил неприкрытую жестокость, промелькнувшую в холодных расчетливых глазах епископа.
— Должно быть, — Уильям вернулся к практической стороне дела, — на каменоломне около тридцати работников, некоторые из них с женами и детьми.
— Ну и что?
— Может пролиться кровь.
Уолеран поднял свои черные брови:
— Правда? — Он взглянул на Уильяма. — Ну, тогда я отпущу тебе грехи.